Карел Чапек: Двенадцать приемов литературной полемики или Пособие по газетным дискуссиям

Карел Чапек.

Двенадцать приемов литературной полемики или Пособие по газетным дискуссиям


Вступление автора

Это краткое руководство рассчитано не на участников полемики, а на
читателей, чтобы они могли хотя бы приблизительно ориентироваться в приемах
полемической борьбы. Я говорю о приемах, но никак не о правилах, потому что
в газетной полемике в отличие от всех других видов борьбы - поединков,
дуэлей, драк, побоищ, схваток, матчей, турниров и вообще состязаний в
мужской силе, нет никаких правил - по крайней мере у нас. В классической
борьбе, например, не допускается, чтобы противники ругались во время
состязания. В боксе нельзя нанести удар по воздуху, а потом заявить, что
противник нокаутирован. При штыковой атаке не принято, чтобы солдаты обеих
сторон клеветали друг над друга - это делают за них журналисты в тылу.

Но все это и даже гораздо большее - совершенно нормальные явления в
словесной полемике, и трудно было бы отыскать что-либо такое, что знаток
журнальных споров признал бы недозволенным приемом, неведением боя, грубой
игрой, обманом или неблагородной уловкой. Поэтому нет никакой возможности
перечислить и описать все приемы полемической борьбы ; двенадцать приемов,
которые я приведу, - это лишь наиболее распространенные, встречающиеся в
каждом, даже самом непритязательном сражении в печати. Желающие могут
дополнить их дюжиной других.

1. Despicere (смотреть свысока - лат.), или прием первый.

Состоит в том, что участник диспута должен дать почувствовать
противнику свое интеллектуальное и моральное превосходство, иными словами,
дать понять, что противник - человек ограниченный, слабоумный, графоман,
болтун, совершенный нуль, дутая величина, эпигон, безграмотный мошенник,
лапоть, плевел, подонок и вообще субъект, недостойный того, чтобы с ним
разговаривали. Такая априорная посылка дает вам затем право на тот барский,
высокомерно-поучающий и самоуверенный тон, который неотделим от понятия
"дискуссия". Полемизировать, осуждать кого-то, не соглашаться и сохранять
при этом известное уважение к противнику - все это не входит в национальные
традиции.

2. Прием второй, или Termini (терминология - лат.). Этот прием
заключается в использовании специальных полемических оборотов. Если вы,
например, напишете, что господин Икс, по вашему мнению, в чем-то неправ, то
господин Икс ответит, что вы "вероломно обрушились на него". Если вы
считаете, что, к сожалению, в чем-то не хватает логики, то ваш противник
напишет, что вы "рыдаете" над этим или "проливаете слезы". Аналогично этому
говорят "брызжет слюной" вместо "протестует", "клевещет", вместо "отмечает",
"обливает грязью" вместо "критикует", и так далее. Будь вы даже человек на
редкость тихий и безобидный, словно ягненок, с помощью подобных выражений вы
будете наглядно обрисованы как субъект раздражительный, сумасбродный,
безответственный и отчасти ненормальный. Это, кстати, само собой объяснит,
почему ваш уважаемый противник обрушивается на вас с такой горячностью: он
просто защищается от ваших вероломных нападок, ругани и брани.

3. Прием третий известен под названием Caput canis (здесь: приписывать
дурные качества - лат.). Состоит в искусстве употреблять лишь такие
выражения, которые могут создать об избиваемом противнике только
отрицательное мнение. Если вы осмотрительны, вас можно назвать трусливым ;
вы остроумны - скажут, что вы претендуете на остроумие ; вы склонны к
простым и конкретным доводам - можно объявить, что вы посредственны и
тривиальны ; у вас склонность к абстрактным аргументам - вас выгодно
представить заумным схоластом, и так далее. Для ловкого полемиста попросту
не существует свойств, точек зрения и душевных состояний, на которые нельзя
было бы наклеить ярлык, одним своим названием разоблачающий поразительную
пустоту, тупость и ничтожество гонимого противника.

4. Non habet (здесь: констатировать отсутствие - лат.), или прием
четвертый. Если вы серьезный ученый, над вами легко одержать победу с
помощью третьего приема, заявив, что вы тугодум, болтливый моралист,
абстрактный теоретик или что-нибудь в этом роде. Но вас можно уничтожить и
прибегнув к приему Non habet. Можно сказать, что вам не хватает тонкого
остроумия, непосредственности чувств и интуитивной фантазии. Если же вы
окажетесь именно непосредственным человеком, обладающим тонкой интуицией,
вас можно сразить утверждением, что вам недостает твердых принципов, глубины
убеждений и вообще моральной ответственности. Если вы рассудочны, то вы ни
на что не годитесь, так как лишены глубоких чувств, если вы обладаете ими,
то вы просто тряпка, потому что вам не хватает более высоких рациональных
принципов. Ваши подлинные свойства не имеют значения - нужно найти, чего вам
не дано, и втоптать вас в грязь, отправляясь от этого.

5. Пятый прием называется Negare (здесь: отрицать наличие - лат.)
Cостоит в простом отрицании всего вашего, всего, что вам присуще. Если вы, к
примеру, ученый муж, то можно игнорировать этот факт и сказать, что вы
поверхностный болтун, пустозвон и дилетант. Если вы в течение десяти лет
упорно твердили, что (допустим), верите в чертову бабушку или Эдисона, то на
одиннадцатом году о вас можно заявить в полемике, что никогда еще вы не
поднимались до позитивной веры в существование чертовой бабушки или Томаса
Альвы Эдисона. И это сойдет, потому что непосвященный читатель ничего о вас
не знает, а посвященный испытывает чувство злорадства от сознания, что у вас
отрицают очевидное.

6. Imago (здесь: подмена - лат.) - шестой прием. Заключается в том, что
читателю подсовывается некое невообразимое чучело, не имеющее ничего общего
с действительным противником, после чего этот вымышленный противник
изничтожается. Например, опровергаются мысли, которые противнику никогда и
не приходили в голову и которых он, естественно, никогда не высказывал ; ему
показывают, что он болван и глубоко заблуждается, приводя в примеры
действительно глупые и ошибочные тезисы, которые, однако, не принадлежат
ему.

7. Pugna (избиение - лат.) - прием, родственный предыдущему. Он основан
на том, что противнику или концепции, которую он защищает, присваивают
ложное название, после чего вся полемика ведется против этого произвольно
взятого термина. Этим приемом пользуются чаще всего в так называемых
принципиальных полемиках. Противника обвиняют в каком-нибудь непотребном
"изме" и потом разделываются с этим "измом".

8. Ulises (Улисс (Одиссей) - символ хитрости - лат.) - прием восьмой.
Главное в нем - уклониться в сторону и говорить не по существу вопроса.
Благодаря этому полемика выгодно оживляется, слабые позиции маскируются и
весь спор приобретает бесконечный характер. Это также называется "изматывать
противника".

9. Testimonia (свидетельства - лат.). Этот прием основан на том, что
иногда удобно использовать ссылку на авторитет (какой угодно), например,
заявить - "еще Пантагрюэль говорил" или "как доказал Трейчке". При известной
начитанности на каждый случай можно найти какую-нибудь цитату, которая
наповал убьет противника.

10. Quousque... (доколе... - лат.) Прием аналогичен предыдущему и
отличается лишь отсутствием прямой ссылки на авторитет. Просто говорят: "Это
уже давно отвергнуто", или "Это уже пройденный этап", или "Любому ребенку
известно", и так далее. Против того, что опровергнуто таким образом, не
требуется приводить никаких новых аргументов. Читатель верит, а противник
вынужден защищать "давно опровергнутое" - задача довольно неблагодарная.

11. Impossibile (здесь: нельзя допускать - лат.). Не допускать, чтобы
противник хоть в чем-нибудь оказался прав. Стоит признать за ним хоть
крупицу ума и истины - проиграна вся полемика. Если иную фразу нельзя
опровергнуть, всегда еще остается возможность сказать: "Господин Икс берется
меня поучать...", или "Господин Икс оперирует такими плоскими и давно
известными истинами, как его "открытие...", или "Дивись весь мир! Слепая
курица нашла зерно и теперь кудахчет, что...". Словом, всегда что-нибудь да
найдется, не так ли?

12. Jubilare (торжествовать - лат.). Это один из наиболее важных
приемов, и состоит он в том, что поле боя всегда нужно покидать с видом
победителя. Искушенный полемист никогда не бывает побежден. Потерпевшим
поражение всегда оказывается его противник, которого сумели "убедить" и с
которым "покончено". Этим-то и отличается полемика от любого иного вида
спорта. Борец на ковре честно признает себя побежденным; но, кажется, ни
одна еще полемика не кончалась словами: "Вашу руку, вы меня убедили".
Существует много иных приемов, но избавьте меня от их описания; пусть уж
литературоведы собирают их на ниве нашей журналистики.

Подписаться на ленту

Читать дальше...

Три буквы на литзаборе (Марго Зингер)

Три буквы на литзаборе

Автор: Марго Зингер

Сетевой литератор зверь теперь не редкий, он расплодился в дебрях виртуальности в достатке и в занесении в Красную книгу не нуждается, разве что некоторые его подвиды сильно располагают к культивированию охотничьего инстинкта у критиков и просто ценителей литературы.
Сложно сказать, что именно активизировало тягу к прекрасному в области литературы у большого числа наших собратьев по разуму. Подозреваю, виной тому популярность творческой жилки. Так модно нынче позиционировать изящное хобби, заполняющее ваш досуг, а склонность к искусству как раз и позволяет выглядеть в глазах ближних весьма утонченной натурой. И что делать, когда стезя изобразительного искусства, как и музыка, требуют капиталловложений? Дабы стать художником или скульптором, требуется обзавестись дорогими орудиями труда, как то: краски, холсты, мольберт, стеки, глина и иже с ними. Мастерская для полного тонуса тоже не помешает. Склонность к музыке потребует наличие музыкального инструмента, хотя бы пианино. Не говоря о предварительном обучении техники игры на музыкальном инструменте или азам живописи. Более того, музыка, будь то инструментальная или просто пение, занятие довольно шумное, а изобразительное искусство грязновато. Кому охота обляпываться разноцветьем красок или мараться в пластилине? Вот здесь к услугам творческой натуры и оказывается изящная словесность, она же литература.
Как мало требуется истинному пииту, словесному демиургу, зодчему воображаемых миров и ревнителю чувств! Благо, грамоте он был обучен в пору короткоштанного детства, образцы классики изучал до поры полового созревания, протирая зад на студенческой скамье, а писчие принадлежности стоят в наше время безумно дешево.

Пока не выяснено, какое именно короткое замыкание в области мозжечка приводит к маниакальной графомании, зато доподлинно известно, что каждый пятый в уме горазд баловать стихосложением или сказительством. Но наступает время и в кругу друзей или с подачи единственного почитателя происходит акт писательской дефлорации, когда ближние в один голос болтают о редкостной даровитости. После чего, самые смелые из восхваляемых гордо несут плоды своего творчества в виртуальную ирреальность и начинают увлеченно играть в игру Самозабвенный Литератор. Дальше больше.
В нашу эпоху страсть к печатному слову и его крапанию обретает пандемичные черты. Десятки тысяч адептов писанины оголтело бросаются к компьютерам или бумажным листам, доверяя белой плоскости свое «я» и пичкая окружающих своим мировидением. Некоторым из них хочется сказать за это большое спасибо и пожелать дальнейших творческих успехов, других же хочется не дрогнувшей рукою привязать между двумя пегасами и порвать как тузик грелку.

Современность и смутные времена привнесли в наше бытие множество новейших маний. Кто из нас знал, что существуют, к примеру, шапоголики или игроманы, или заядлые виртуалы с инет-зависимостью? Теперь их ряды пополняются литературнооозабоченными индивидами, крапающими денно и нощно стихотворные и прозаические текстовые послания в вечность назло потомкам.
Итак, кто же они, заполонившие половину Интернета литературные любители?
Начнем с лучших. Конечно, согласно закону великого Старджона, 90% от всякого явления есть дерьмо, а следовательно, только 10% оказываются квинтэссенцией истины.
Так вот, 10%, они настоящие гении, пусть пока не замеченные, пусть должные провести всю сознательную жизнь в тени и безвестности, но, они существуют. И для них Интернет может оказаться путевкой в жизнь или, как минимум, местом встречи с единомышленниками. Они не ищут славы или денег, они не от мира сего и даруют нам частицу нирваны, умудрясь таскать самые лучшие стеклышки из божественных витражей Вселенной и выкладывать из них обалденные узоры в земной юдоли.
Другие 30%, вполне успешные, состоявшиеся личности, коим приятно в удовольствие пописывать неплохие вещицы, радовать себя и друзей, а иногда сыграть в литературное сообщество. Хобби. Хотя, среди них и встречаются нераскрывшиеся дарования, что со временем могут перевернуть свою жизнь с ног на голову и бросить мир яппи ради искусства.
Следующие 10% необработанные алмазы и бриллианты. В них есть искра божья, но, не было возможности и уменья раздуть из нее пламя. Далее перед нами 10% добротных середнячков, которые вполне способны иногда задавать жару общественности, но, увы, вряд ли достигнут больших успехов на выбранном поприще. И снова, главное, правильно оценивать собственные силы.
За вышеупомянутыми 60% следуют самые страшные 30%. Эти полностью лишены святых идеалов. Они ощущают себя рупорами эпохи и кладезями современной литературы. Самодовольны, зачастую откровенно бездарны, ограничены и не приучены видеть дальше собственного носорыла. Если сильно не злиться за их существование, то в лице подобных граждан можно обрести замечательные экспонаты для кунсткамеры и демонстрировать смешных уродцев понимающим и сочувствующим.
Ну и последние 10%, натуры экзальтированные и больше подходят для кушетки психоаналитика, чем для литературы, доверяя прозе и стихосложению свои душевные неурядицы и ,заставляя других выслушивать все правды и неправды о тяжком жизненном бремени и семейных проблемах.
Увы, никто по доброй воле не отнесет себя к негативным литературным деятелям. Но существуют несколько примет, которые помогут разобраться в своих писательских пристрастиях.
Перейдем же к существу вопроса.


Среденестатистический Наполеон

Вроде бы и неплохо излагает, и ,относительно собратов по сайту, бывает в произведениях посолиднее и политературнее. Вот только самомнение его раздувается до критической отметки. Он пухнет, как буря в стакане в рамках одного сетевого альманаха и от чего-то чувствует себя более великим, чем Бродский, правда не каждый день, а по праздникам.
Излечимо, в принципе, но бывает и летальный исход. Чем выше лезешь, тем летальнее падать.



Графоманский синдром

Примитивность рифмы, замашки а ля пушкин, повышенная детскость, плодовитость. Безусловно, есть и более высшие формы, когда вроде бы и гладко спето и прихлопов не два, а три на четыре, но, полное ощущение де жа вю. Клише и штампы к вашим услугам.
Литература такого не прощает, хотя всегда найдется читатель, восторгающийся в силу дремучести простотой изложения, потому как сам кровь с морковью не способен срифмовать даже по пьяной лавочке и в состоянии полнейшей раскрепощенности.


Психоанализаторский синдром

Пишет ради того, чтобы писать. Пишет то, что взбредет в голову, и, в результате, говорит только о себе и еще раз о себе, поведывая всему миру о собственных душевных перипетиях и коллизиях. В творчестве постоянно наблюдается эффект исповедальни и самобичевания вкупе с выставлением на обозрение тонкой душевной организации. Им ничего не стоит сочинить жалкий спекулятивный опус на тему собственного горя и ждать соболезнований от сотоварищей по цеху.
Создав произведение под влиянием минуты,они не собираются вносить коррективы, ибо детище появилось на свет и, что выросло, то выросло. Оно отображает мимолетное настроение и любое вмешательство убьет сию хрупкость мгновения.

Не есть хорошо. Ведь литература ,прежде всего , богатый инструментарий. Язык, великий и могучий, нюансы, стиль. Собственное виденье. Да и всем ли занятно изучать чужую автобиографию и жалобливость на бытие? Читатель не жилетка, он ценитель. Его надо уважать и привлекать.


Прима-балерина

Натура небесталанная, только захваленная по самое не горюй. На критику реагирует едко, иногда нервно. Цену себе знает, причем, безбожно завышенную. Рискует растерять дар, ибо доведет себя до состояния живого классика-самозванца божественного толка. А куда расти Богу, когда он выше неба?

Эзотерические лирики и полупроводники

Их устами говорят высшие силы. Иногда инопланетяне или космические токи. Их текстовый поток зачастую не поддается логическим объяснениям и связкам, он вне причинно-следственных связей. Иногда представляет собой набор образов, иногда невнятные истории. Чаще всего являются продуктами малой учености и сектантских сборищ, а так же мистической литературной солянки. Иногда оказываются потенциальными пациентами желтого дома.

Самородки из народа

Если они попадут под опеку Мастера, то рискуют заиграть всеми цветами радуги, в противном случае, превратившись в чванливых альраунов, раздуются от собственной виртуальной значимости и когда-нибудь лопнут.
О них и говорить нечего. Молодо-зелено.


Хотелось бы пару слов посвятить и самым дремучим убеждениям сетевых литераторов. Кто-то придерживается мнения, что произведение, явившись на свет, представляет собою готовый продукт, а литература с работой не имеет ничего общего. Вспыхнуло, наболело, размазал по плоскости листа и кушать подано. Так вот, позвольте развеять как колорадского жука с отечественного картофеля. Писательство, проза или стихи, является работой. Дабы уметь передать картинку, писаке следует уметь владеть пером. Иначе, кто оценит жалкое подобие его душевного полыхания, только обхохочутся и потыкают пальцем в сторону уморы . Так что, правьте ваши тексты, правьте, не стесняясь, не боясь продрать творческое кружево. За редким исключением, детищам воспитательный процесс пойдет на пользу. А то, что рождается под влиянием сиюминутности от переизбытка чувств, зачастую и впрямь не нуждается в огранке, о чем в один голос сообщат читатели, захлебнувшись в хвалебных отзывах. Первое правило гласит: дайте пару суток отлежаться младенцу, не устраивайте ему сразу смотрины, иначе придут злобные завистники и тут же сглазят без зазрения совести.

Далее, пришедший до вас критик не имеет желания нагадить в душу и опустить в самый подпол. Просто у него другой взгляд. У нас же свобода слова, в конце концов. Дайте высказаться и подумайте над его словами, вдруг мелкое зернышко истины закатилось из его огорода в ваш, а вы совершенно зря подумали на булыжник. Критики не обязаны сюсюкать, они тренируют и наставляют спартанскими методами. При чем, нет такого правила, что критик всегда прав. Спорить с ним можно и нужно, только аргументированно, а не склочно-ярмарочно. Пять раз подумайте до того, как попытаться заткнуть голос оппозиции предложением пойти написать чего-нибудь достойное, вместо злопыхательства, подразумевая под последним любой антихвалебный выпад. Прикусывайте язык, когда с него готовы сорваться псевдозаботливые глупости о растраченном бестолку на отрицательные отзывы времени.
Не стоит, так же, визгливо рычать и кричать, торопясь на территорию недовольного вами, писать ответную гадость. Обладатели самой нежной души болезненно реагируют даже на исправление опечаток и пунктуации, не говоря о более глубоких замечаниях. Их главная отговорка называется авторским виденьем или же согласуется с цитатой: « какой же вы поэт, если моих метафор не понимаете». А на предложение адекватного читателя заглянуть в классику, могут рявкнуть, что чужих стихов не читали и читать не будут. Кстати, косвенно виной всему Пушкин, который и вертится теперь в гробу и икает на том свете постоянно, ведь его реформаторство в области стихосложения позволило всем желающим рифмовать виденье со мгновеньем без зазрения совести, а самых ленивых одарило глагольной рифмой и склонностью к печко-свечкам.
Увы, что сделано, то сделано. Второе правило гласит, что слово не воробей, а стихосложение не яичница. Дабы написать стих, мало срифмовать какую-то историю. Накарябав палки с огуречиком, вы не почувствуете себя Сальвадором Дали, даже дорисовав примитивные квадратик с треугольничком сверху и непосредственно-детское солнышко, вы не заявите о себе как о художнике. Так почему же поэзия и проза, сестра ее, являются исключением?

И, скажите на милость, как быть с теми умельцами, кои фанфаронисто упирают руки в боки и бросают сквозь зубы, будто главное для них содержание и смысл, но никак не оболочка со всеми красивостями. Может, сразу их сдать на опыты? Ведь третье правило глаголет, что мысль надо уметь оформлять, чтоб другим в назиданье, а не абы как. Где не услышу, там додумаю. Почему-то, садясь вкушать обед, каждый жаждет увидеть в своей тарелке аппетитное кушанье, особенно если в гостях. Никто не потянет свою вожделенную лапу к сомнительному вареву, пусть его уверяют, что продукты не отравленные.
Да и как можно не думать о читателе, когда выставляешь на всеобщее обозрение плод своего душевного недомогания? Разве можно недовольному заявить, мол не читайте, коль не любо. Ведь раз повесили на литзаборе, то не отвертитесь. Четвертое правило призывает нас думать об электорате, то бишь о читателях, а не только о себе любимом. Нет читателей, нет и литератора. Ящик стола слишком молчалив, ему все равно, что хранить.
И в заключении, пятое правило, которое требует любви к критикам и большого им спасиба , а так же полностью отрицает льстивые похвалы. Ибо льстецы развращают, а критики взращивают. Литсообщество жестоко к своим питомцам, естественный отбор не дремлет, а неженки испускают дух по дороге. Особенно это касается тех, кто метит в Литературу с большой буквы и уважает классиков, а, следовательно, способен честно и беспристрастно оценивать свой талант. И речь не о тех, кто тщится пробить собственной головой путь в издательства или народные любимцы, увы и ах, книжная пропечатанная мешанина оставляет желать лучшего. Речь идет о внутреннем самосознании. Спросите себя: кто вы, зачем оно вам надо, такая мигрень на всю голову. Может проще бросить, закодироваться от литературных запоев и вернуться к нормальной жизни? Ну, а коли вы стойко упираетесь рогом в собственные литубеждения, то помните о пяти правилах.
Научиться им не так сложно. Просто чаще сравнивайте свои вирши с творениями признанных гениев и уверяйте себя, что не все вершины покорены, а пути роста неисповедимы. Дорогу в твердый переплет осилит идущий.

(с) Марго Зингер (Полина Дукаревич)

Подписаться на ленту

Читать дальше...

Почему пишет молодой писатель? (М. Веллер)

Михаил ВЕЛЛЕР

МОЛОДОЙ ПИСАТЕЛЬ

Почему пишет молодой писатель? Вообще от избытка внутренней жизни. Время молодого человека – плотно, ибо энергии много. Экстраверт совершает подвиги и хулиганит наяву, интроверт – в мыслях и мечтах. Молодой писатель интроверт по преимуществу. Либо же интровертный аспект его личности достаточно значителен – даже если он хулиган, то не тупой хулиган, а такой, который, кроме того, еще думает и мечтает, причем достаточно абстрактно.

Часть энергии молодого человека обращается в активную внутреннюю жизнь. И приобретает характер интеллектуальный, вербальный, эстетический, то есть формально литературный.

Потребность в какой-то переделке мира приобретает вид переделки мира внутреннего, воображаемого, виртуального, то есть литературного творчества.

В зачаточном, латентном состоянии литературное творчество свойственно, пожалуй, большинству. Меньшинство оформляет рождающиеся мысли, образы, коллизии в связные слова, предложения, абзацы, законченные отрывки – жизнеподобные изложения событий. События могут быть реальными, частично вымышленными или вовсе вымышленными – это уже следующий вопрос.

Молодой писатель пишет потому, что таким образом он совершает действия по переделке мира внутри себя, творит бытие внутри себя. Обычно начало этого процесса выглядит спонтанно, стихийно, неосознанно. Поводом может послужить любой внешний толчок, любое событие либо просто переживание, незначимое внешне.


Зачем пишет молодой писатель? Ряд целей присутствует в разной для каждого пропорции и выстраивается в разном порядке.

Он посягает на то, чтобы почувствовать себя причастным к литературному творчеству – это занятие, как ни крути, внушает ему почтение. Он хочет приблизиться к сонму признанных писателей и даже – а почему нет? – войти равным в стан великих.

Часто он подсознательно хочет проверить свои силы и возможности: он тоже способен писать, он сделан в общем из того же теста, что великие писатели.

Он хочет славы и денег. И как следствие – любви поклонниц, уважения окружающих и хорошей жизни.

Короче, он стремится к самоутверждению и самореализации (как правило, разумеется, подсознательно или вовсе бессознательно, никто не формулирует себе: вот реализую-ка я сейчас свои возможности).

Он хочет привлечь внимание друзей или просто позабавить их, хочет выделиться.

Ему это нравится. Ему это интересно. Это дает ему некоторое удовлетворение.

И до крайности редко он пишет для того, чтобы поведать человечеству некие новые, оригинальные мысли, которые его переполняют. Оригинальных мыслей у него, как правило, нет. (Редко, в незначительном меньшинстве случаев, они появляются позднее.)

Писатель-описатель, писатель-рассказыватель обычно начинает писать для того, чтобы изложить подразумеваемому читателю, то есть миру, то, что он, писатель, узнал и пережил – его познания и переживания представляются ему ценными и достойными общего внимания.

Писатель-создатель, придумыватель, фантазер замахивается на то, чтобы создать что-то вовсе новое, а уж если не новое – так самое лучшее в своем роде.


Молодой писатель ясно извещен о том, что успех – это прежде всего труд, что талант – это несколько процентов таланта, а все остальное – труд, и мысленно он как бы совершенно готов к тому, что писать – дело трудное, мучительное, долгое и бесконечные переделки отнимают массу сил и времени. Он очень уважает труд.

На деле он обычно добивается того, что вот впервые! Составлены несколько предложений, вполне вроде нормальных. Отлично! Идет несколько абзацев и страниц. Кайф! И вот готов рассказ или глава повести (романа). Черт возьми, неплохо, нормально!

Так: проверим ошибки и огрехи. Поправим несколько слов на более выразительные. Ну?! Есть текст! Есть вещь!

Хоп! – и он начинает считать это, условно говоря, литературным произведением. Он еще не претендует на лавры (сознательно, во всяком случае) и в разговорах подчеркивает это. Он сам полагает, что ну может и плоховато. Но переделывать это сто раз до тех пор, пока не будет хорошо, он не готов. А как править? А чего менять? Уж вроде как вышло.

Он еще не умеет отстраниться от своего текста – как он впервые вышел из-под пера. Чем часто раздражает рецензентов и маститых, к которым обращается за отзывом. Они ему: пахать надо. Он им: конечно! А думает: надо-то надо, но это уже есть, ладно, следующее напишу.

Он еще не умеет работать. Он еще не разлепился и не размежевался с внутренним графоманом, который живет в каждом, кто начал писать. Это дело наживное – кто доживет и наживет.

Бывают отдельные случаи. Когда человек, еще не писавший, дивно владеет языком. И чувством композиции, соразмерности. И обладает вкусом. И – едва ли не главное для молодых – перевод мыслей и чувств в слова, а слов и фраз – из головы на бумагу или экран компьютера – этот процесс происходит как бы сам собой. Так бывает от природы поставленный голос оперного певца. Если это есть – молодого писателя можно поздравить. Но рассчитывать на это трудно.

Большинство молодых писать бросает. Большинство оставшихся становится кое-какерами. Ничтожное меньшинство научается работать до тех пор, пока не выйдет хорошо – иногда это означает до посинения.


Молодой писатель не умеет читать. Он читал до сих пор, как читатель – легкой рысью в походные перегоны.

Поэтому он постоянно изобретает деревянные велосипеды. У него захватывает дух от собственных удач – выразительных оборотов. Самостоятельно построенные банальности приводят его в авторский восторг.

Если он сунется в уважаемую им книгу и начнет перечитывать так, как будто сам это только что написал и хочет слово-другое поправить, если он начинает вот с таким настроем перечитывать классический (в широком смысле) текст медленно и с тщанием, как автор или хотя бы соавтор, морща лоб и шевеля губами, возникает интересная вещь. Он видит вдруг то, чего не видел в пять раз читанной книге до сих пор. Он видит, как составлены слова и как они отобраны. Он видит неожиданность в силу стыков слов и фраз, до которых трудно додуматься! А читаешь в нормальном темпе – и вроде все естественно и несложно. Ага!..

Молодой писатель, если он честный человек с серьезными намерениями, начинает учить себя читать. (Это напоминает разглядывание картины: с четырех шагов – здорово, естественно и просто, вплотную и в боковом свете – неожиданное и даже странное сочетание красок, мазков, линий.) Читая так, он набирает технику и профессионализм.


Изрядная самокритичность совмещается у молодого писателя с высокой самоуверенностью. Сознанием он готов признать, что написал так себе, средненько, плоховато даже, но подсознательно в нем живет память пережитых в процессе писания чувств и высокого внутреннего напряжения своего труда, и это не позволяет ему внутренне смириться с низкой оценкой своего труда.

Если брать такой аспект писательского труда, как свежесть чувств при работе, силу нервного напряжения, радость неожиданных озарений, то субъективно как процесс труд молодого писателя почти всегда заслуживает высокой оценки.

А вот результат почти всегда заслуживает низкой...

Молодой писатель еще не может отделять качество процесса от качества результата. Он – как влюбленный в пике влюбленности.

Плоховато, если эта влюбленность в собственный творческий процесс затягивается. Тогда, при несовпадении качества процесса с качеством результата, и говорят о графомании.

Любить процесс надо. Но иметь до и после любви (нет, не вместо) трезвую голову тоже надо. Иначе объект твоей любви никто, кроме тебя, не оценит – за твоей спиной повертят пальцем у виска.


Характерная и интересная особенность молодого писателя – стремление показывать свои тексты кому ни попадя (в желании и ожидании, понятно, признания и похвалы). Что здесь интересного и странного? А вот что.

Если он показывает текст уважаемому им писателю, ну смысл понятен. Суждение мэтра (и возможная помощь в публикации). Похвалил, да если еще и напечатать помог – о! – восторг, умильная благодарность, прилив сил и веры в себя.

А если другая крайность: разнес и посоветовал вообще бросить писать! Фигу: не поверит. И не бросит.

Так зачем давал? Ага! Для признания, а не критики!

Другой типичнейший случай: дал почитать знакомому (знакомой), чей умственный и эстетический уровень заведомо презирает в общем. Зачем давал?! Свой рассказ сам считает хорошим, даже отличным, а сторонняя оценка заведомо для него ничего не значит: уверен в себе.

Результат редкий: похвалили, да еще очень. Рад! Прилив любви к рецензенту чувствует, ум его и тонкость эстетическую понимает! Вот черт... молодец, а? А в остальном ведь – по-прежнему дура дурой. Или умна оказалась? Умными мы называем людей, которые с нами соглашаются...

Результат частый: пожатие плеч – ну и что, так себе написал? Падла тупая, ни хрена не понимает. А раньше этого не знал? Знал. А зачем давал?!

Ведь что бы тебе ни сказали – ты только сам знаешь, чего стоит написанное тобой. Так зачем тебе оценки, которые ни на что вроде повлиять все равно не могут?!

А чтобы самоутвердиться еще в чьем-то мнении. Занять хоть на пять минут высокое место в чьем-то внутреннем мире. Возвыситься в глазах не только собственных, но и окружающих, ну хоть одного окружающего!

Молодой писатель – крупный специалист по метанию бисера перед свиньями. Уж больно бисер ему нравится! Кто подвернется – перед тем мечет.

Это не потребность в сторонней оценке. И даже не в желании совета. Это нетерпеливая, сильная жажда в самоутверждении через то, что ты сделал.


Характерный творческий ход молодого (начинающего) писателя: взять некую экзотическую и в натуре не известную ему страну, сделать героями ее людей, которых он живьем никогда не встречал, и намотать их на сюжет – вполне обычный, мелодраматический чаще всего и не лишенный героизма. (Если в шутку – об этом писал Аркадий Бухов: “Я выбрал местом действия Малайзию, потому что именно об этой стране я не имел уж решительно никакого представления”.)

Если это дурак – к нему вопросов нет. А если это человек в остальном вроде разумный и образованный, да еще с некоторым жизненным опытом? Ему какая жареная птица сознание крылом замутила?

Ответ надо дать следующий. Молодой писатель понимает и чувствует, что литература не зеркало жизни, картина не фотография: искусство в чем-то принципиально отличается от жизни, средства у него свои, законы восприятия свои, искусство условно, и без введенного коэффициента условности получится не искусство, а в лучшем случае копирование жизни. А он не хочет копировать, он хочет создавать.

Вот так появляются бразильские сериалы и индийские мелодрамы на русском экране...

С большой ясностью вышеуказанную проблему молодой писатель не формулирует. Но подсознательно ощущает. Он ощущает, что должен быть люфт между искусством и жизнью. А как дать этот люфт, еще не знает, не умеет, не понимает. И, ведомый ощущением в необходимости этого люфта, он идет по кратчайшему и простейшему пути: сделать это не у нас, изобразить не нас, и тогда изображение приобретет аллегоричность, символичность, глубину, красоту заодно – ихняя свалка не в пример привлекательнее нашей помойки – и станет более искусством, чем если наши дела копировать. В нашем, ежедневном – какая символичность, какая романтичность? – бытовуха одна и скука повседневности. А на солнечном Борнео любой штрих романтичен и условен, а главное – вот вам и отстранение искусства от зеркала жизни.

Результат наивен и смешон. Но смеяться над ним не надо. Это нормально, через это многие проходят. Просто молодой писатель стремился сделать литературу принципиально не копией жизни и через то настоящим, трогающим душу искусством.


Если молодой писатель спрашивает, как ему работать дальше, хана ему. Из двух одно: или бросать писать, или бросать спрашивать.

Если молодой писатель, вступая на минное поле своего поприща, относится к литературе как игре или заработку, может получиться “Остров сокровищ” или “Три мушкетера”. Резвиться полезно! Исчезает внутренний зажим. Да ведь и Сократ любил резвиться.

Если молодой писатель хочет и старается писать не так, как все, лучше, чем все, о том, о чем еще не писал никто, его часто считают недостаточно образованным и не очень способным. Ну раз появился кто-то, не вписывающийся в рамки, значит, не сечет, куда вписываться надо. Не следует с разгона ждать понимания. Чтобы занять свое место – часто надо многих расставить на их места.

“Продвинутый” молодой писатель иногда считает, что, для того чтобы “выразить себя”, не обязательно овладевать “так называемым профессионализмом”. Главное – выразить свое видение мира и раскрыть тончайшие движения своей души и мысли. При этом он ждет, что может быть кому-то интересен. Конец бывает ужасен, а движение к концу – нервозно.

Как молодому писателю стать просто описателем? Проще всего состариться. Но это тоже не рецепт. А рецепт: да как угодно, нет ограничений. Вернее всего – писать, читать и переделывать, пока не треснет, дойдя до внутренней готовности сдохнуть под забором, но не отступаться от своего.

© Михаил ВЕЛЛЕР "Литературная газета", 2002

Подписаться на ленту

Читать дальше...

Первые ошибки в стихосложении. Эмоции

Когда кто-либо делится своим мнением, то неизбежен так называемый воспитательный момент, ведь задача передачи опыта как раз и заключается в том, чтоб уберечь от уже пройденных ошибок, поделиться уже отработанными выверенными приемами. И лучше всего, на мой взгляд, объяснять ошибки на конкретных примерах. А значит - неизбежна критика. В статьях, которые я буду размещать, эта критика исключительно конструктивная. И снова я прибегну к обозначению таких статей ключевой фразой "Критические заметки" и картинкой (золотое перо).

Первые ошибки. Эмоции
(источник)
Начинающие авторы часто ошибаются в одних и тех же местах. В статье рассмотрены распространенные ошибки, касающиеся самого отношения к творчеству.
Часто в интернете попадаются стихи начинающих авторов. Многие из них кажутся похожими друг на друга, одной из причин этого является однообразие допускаемых разными людьми ошибок в своем творчестве. Попробуем разобраться.
Эмоции – естественный стимул творчества, именно под их натиском в 15-17 лет так хочется писать стихи, однако, они же в этом случае и являются главным врагом поэзии, потому что именно вокруг них вертится ряд заблуждений.
1. «Главное – эмоции». Начинающий автор уверен, что всякие там стихотворные размеры и рифмы – дело десятое, ведь он выразил в своем произведении чувства и всю свою душу, поэтому замечания про какой-то там ритм являются неуместными.
Такая точка зрения неверна, так как стих представляет собой «единицу ритмически организованной речи, строку стихотворения; саму так организованную художественную речь» (словарь Ожегова).
Понятие стиха в поэтическом словаре Квятковского. Т.е. проще говоря, если вы соблюли определенные правила, значит, то, что вы написали, есть стих, а не это есть стих, потому что вы так решили. Если вы настроены революционно – ваше право, но помните наставление Пикассо «Прежде чем сломать форму, научись ее строить».

2. Молодой автор априори считает, что его эмоции представляют собой некоторую ценность. Здесь автор, впервые их испытывающий, полагает, что читатель именно при прочтении его произведения откроет их для себя. О.Уальд писал, что «человечество существует тысячи лет, и ничего нового между мужчиной и женщиной произойти не может». То же и с иными чувствами: молодому автору следует иметь в виду, что многие его читатели уже сами знают, что это такое, и сами об этом писали. Поэтому просто беспорядочно записанные эмоции для читателя ничего не значат, его нужно заинтересовать новым взглядом, отношением и т.д.

3. Молодой автор убежден, что если читатель хотя бы не почувствовал того, что было задумано – он бездушен. При этом он совершенно не допускает мысли, что им задуманное в стихотворении отражено сумбурно и стороннему взгляду непонятно. Это тоже неверно, так как если предложить тому же человеку задумку не написать, а нарисовать – его картина получится жуткой и мало будет похожа на то, что задумано. А если очевидно, что для рисования нужна тренировка и знания, почему не быть очевидной необходимости тренировки для стихосложения?

4. Наконец, начинающий автор может позиционировать себя как «вещь в себе», т.е. не нравится – не читайте или «друзья плакали, когда я им это читала» и вообще: я для себя. Позвольте и здесь не согласиться: вы разместили свою работу на лит.сайте (ни в своем блоге, ни в тетрадке-дневничке, а на лит.сайте), ее читают люди, которым вряд ли есть дело до ваших сумбурных переживаний, они литературы хотят – а тут, простите, вы. Без обид.

В последнем пункте, пожалуй, мораль статьи: стихотворение – не просто дневник переживаний, личный и никому не понятный, как литература – это вид искусства, а не несколько строчек за 15 минут от бури эмоций, поэтому лучше решить для себя, что же вы хотите написать: заметку или стихотворение.

Если все же стихотворение...

Как исправиться?

Я часто говорю авторам, что эмоции – даже самые банальные и очевидные – могут быть интересными и прекрасными, а главное, каждый может выразить их так, как никто другой, так, что любовь станет не просто любовью, а ЧЬЕЙ-ТО любовью, оригинальной. Но для этого чувства нужно переварить. Не стоит кидаться к листу бумаги, если вас мальчик только что вас бросил – по горячим следам вы ничего путного не напишете. Успокойтесь, переварите, обдумайте.

Далее, необходимо представить себе стихотворение: о чем оно будет? Не просто «о любви», а о какой любви? Печальное или веселое? Что будет происходить? Лучше всего представить примерную схему: вступление, основная часть, заключение, их эмоциональную окраску и основные мысли, которые вы хотите в них передать.

Не нужно растягивать стих. Вы же не роман пишете, поэтому лучше не иметь на него больших планов, одной главной мысли или даже образа вполне достаточно. И не нужно описывать, как все было хорошо, а потом вдруг стало плохо, а потом он пропал, но в итоге позвонил, сказал, что все кончено, а вы так расстроились, и что он в ней нашел, да пусть их приподнимет и прихлопнет! Утомительно перечислила? Ну вот, а вы еще и в стихах...

Быть готовым работать, работать и еще раз работать. Редкое стихотворение получается на духу за несколько минут: часто его приходится мучить пару часов, а потом еще на следующий день править. Вы ведь не пожертвуете своими чувствами, такими родными, ради экономии времени и сил, правда?

***

Мораль: несерьезное творчество должно гнить в ящике стола.

(с) Sam
Подписаться на ленту

Читать дальше...

Когда вы начали писать стихи? Вероника Тушнова

Я всячески поддерживаю и агитирую молодых авторов на работу над своими творениями, поэтому с удовольствием буду делиться интересными статьями о стихосложении, которые содержат как базовые знания, так и в которых свой опыт и мудрость передают нам мастера или уже более сформировавшиеся "братья по перу". Все статьи этой серии я буду помечать ключевой фразой "Библиотека стихосложения", и картинкой, изображающей чернильницу с пером, дабы даже визуально было легко их отыскать. В добрый путь!

И откроет серию замечательная статья Вероники Тушновой, в которой так просто и так точно, на мой взгляд, описана суть процесса творческого взросления! Я бы рекомендовала прочесть эту статью всем, кто пробует свои силы в литературном творчестве.

Вероника Тушнова "О поэзии"

Меня часто спрашивают: «А когда вы начали писать стихи?» И мне всегда бывает трудно ответить на этот вопрос. Что понимать под словом «писать стихи»? Складывать фразы в правильно чередующиеся, зарифмованные строки и строфы? Если так, то я начала писать в самом раннем детстве, лет в шесть-семь...

...Солнышко светит и греет,
птичек слышны голоса...

Стихи у меня получались такими же гладкими и аккуратными, как многие из тех, которые я читала в детских книжках. И слова в них те же, и писать их было очень просто и легко. Я иногда брала тетрадку и говорила себе: а теперь я напишу про зиму. А теперь про весну. И это всегда удавалось.
Своим уменьем писать стихи я гордилась, но мысль о том, что, став взрослой, я буду продолжать это увлекательное, но отнюдь не серьёзное занятие, мне и в голову не приходила. Повторяю — писать мне было очень легко.
Но вот однажды пропал без вести престарелый чёрный кот Буська, и мне захотелось увековечить в стихах это печальное событие. К своему немалому удивлению, я вдруг поняла, что написать об этом гораздо труднее, чем о зиме, весне или ручейке. И вполне понятно: ведь никто до меня не писал об этом. Никто, кроме меня, не знал нашего грузного, облезлого кота, его привычки спать в печке, его хриплого мяуканья, разорванного уха, манеру, привставая, толкать лбом в колени.

В данном случае я уже не могла пользоваться чужими и удобными и красивыми словами. Приходилось придумывать свои. Кроме того, мне было жалко кота и хотелось, чтобы другие пожалели его тоже Всё это налагало ответственность.
Я писала долго, и стихи получились гораздо хуже, чем обычно. Зато впервые в жизни закралось в меня подозрение, что всё «сочинённое» мной ранее — совсем не хорошо и гордиться этим, пожалуй, не стоит. Во всяком случае, читать прежние стихи вслух мне было неловко и стыдно. С тех пор я начала прятать свои тетрадки подальше от посторонних глаз.
Было бы неверно сказать, что с этой минуты я стала поэтом. Сколько раз я ещё поддавалась соблазну сложить стихотворение из чужих гладеньких и так хорошо, впритирку ложащихся кирпичиков.

Я была школьницей старших классов, когда ощутила необходимость написать замечательные стихи о любви. Только несколько лет спустя я смогла оценить действительные размеры постигшей меня неудачи. Стихи-то опять были не мои! Их наполняли грёзы, слёзы, луна, страданья. В них были удачные рифмы и редко-редко проскальзывала живая строка, согретая живым и подлинным чувством. И о любви и о страданиях я писала чисто отвлечённо, а поэзия этого не прощает.
Впоследствии, испытав и любовь, и горе, и разочарование и написав об этом стихи — в достаточной мере тёплые и сердечные, я снова огорчилась: несмотря на «свои» слова, «свою» интонацию — это были всё-таки неудачные стихи. В них говорилось о чувствах и переживаниях, сотни раз описанных до меня, и ничего нового нельзя было в этих стихах обнаружить. В них не было мыслей. А ведь мысль — это тот стержень, на котором держится всё стихотворение.

Не надо понимать этого примитивно. Мысль не должна выпирать из каждой строки, иногда в хороших стихах на первый взгляд она вообще отсутствует. Но это только на первый взгляд. Мысль существует, как говорится, в «подтексте». Читатель настолько проникается настроением, мироощущением автора, что сам делает необходимый и единственно возможный вывод, то есть мысль рождается за пределами стихотворения, и читатель становится как бы соавтором поэта. И такого рода поэзия, где автор щедро делится с читателем правом и радостью открытия, для нас очень дорога. Поэт как бы посылает читателя: иди вот этой тропинкой! А сам отлично знает, куда эта тропинка приведёт.

Это не значит, что мысль не может быть выражена в стихотворении вполне открыто, в виде афоризма, заключённого в одной-двух строках. Существуют отличные стихи и такого рода. Одно только недопустимо - это чтобы мысль была назойлива, чтобы она насильственно навязывалась, чтобы она плавала на поверхности, а не вытекала органически из всей ткани поэтического произведения.

Если нет в стихотворении поэтической мысли, вокруг которой группируются поэтические образы, последние начинают рассыпаться, многие из них при всей своей яркости оказываются лишними, немыми. нет в таких стихах своего выраженного отношения автора к изображённым фактам и событиям, стихи получаются безыдейными.

Настоящая поэзия не может быть безыдейной. Пейзажные стихи, заставляющие читателя ещё раз с ещё большей остротой почувствовать, как он любит родные поля и леса, — это глубоко идейные стихи. Стихи, написанные о важнейших стройках, о героических делах, если они написаны не горячим сердцем поэта, а холодной рукой ремесленника, — безыдейны и вредны!

Чувства и мысли — вот что такое стихи. И, конечно, мастерство, потому что оно позволяет полнее и свежее выразить и чувства, и мысли.
Так вот, когда я поняла, что опять пишу плохие стихи, я стала придумывать, а что бы такое оригинальное сказать. Надо ли объяснять, то из этого ничего не получилось. Думаю, что по-настоящему я стала писать во время войны.

Я работала в госпитале с утра до ночи и очень редко бралась за карандаш. Но сколько я передумала и перечувствовала за это время! И что самое удивительное, у меня появилось новое, никогда ещё не испытанное мною чувство: мне вдруг захотелось, чтобы стихи мои узнали, прочли, мне хотелось своими стихами вмешаться в жизнь, что-то изменить в ней. Я понимала, как это трудно и ответственно, и всё-таки эта мысль меня не покидала.

В 1944 году, когда я напечатала свои первые стихи, произошло событие, имевшее для меня громадное значение. В «Комсомольской правде» был опубликован цикл моих стихов под названием «Стихи о дочери». Я написала их действительно о своей маленькой дочке, и они мне казались слишком личными. Но их напечатали, и я была этим обрадована и встревожена. Но это не главное.

Главное то, что через некоторое время я стала получать письма со штемпелями полевой почты. Писали их самые разные люди. Были письма, написанные неуклюжим, корявым почерком, со множеством орфографических ошибок (самые для меня дорогие!). Но во всех этих письмах, в тех или иных словах, говорилось одно: «Хорошо, что вы написали о наших детях!» Каким счастьем было для меня читать слово «наших»!
Значит, что же получилось? Я писала стихи о своей девочке, о своей Наташе, а они — бойцы, приславшие мне свои письма, считают, что я писала про их детей! Это была такая удача, о которой я не могла и мечтать.

Думая об этом, на первый взгляд непонятном явлении, я впервые столкнулась с силой поэтического обобщения. Впоследствии я неоднократно получала письма читателей — добрые и сердечные, но ни одно не доставило мне той радости, которую я испытывала, раскрывая треугольные конверты с номерами полевой почты. Как эти незнакомые люди помогли мне на моём творческом пути! Наверное, здесь и надо искать его начало.
Ну, что же сказать ещё? Война прошла, а жизнь продолжала течь со всеми своими сложностями, тревогами, противоречиями. Вырастало новое поколение. Я написала много новых стихов — удачных и неудачных, снова и снова убеждаясь, как нелегко создать что-то действительно ценное. Я ни минуты не обольщалась надеждой чему-то научить своих молодых читателей. Мне просто хотелось поделиться с ними своими размышлениями о жизни, воспоминаниями своей юности. Ведь даже у людей разных поколений есть много общего и дорогого.

И ещё мне хотелось бы, чтобы это молодое поколение полюбило поэзию, чтобы оно видело в стихах не ряды зарифмованных строк, а живое сердце человека, в котором эти строки родились.


© Вероника Тушнова


Подписаться на ленту
Читать дальше...

Я – в коридоре из стекла

За каждой маской – пустота,
За каждой маской – ложь.
Я в коридоре из стекла
Вдыхаю острый дождь.

Не чувств – условностей парад,
Прилипли сны к стеклу.
Шумит, рычит, как водопад
Моя душа в плену.



Внутри изодрана дождем,
Не верит зеркалам.
Из ран течет любовь огнем
И рушит сердца храм.

За каждым взглядом – пустота,
За каждой клятвой – ложь.
Я – в коридоре из стекла,
В котором ты живешь…

© Катрин Оглар
фото

Читать дальше...

Я бросаю цветок

Я бросаю цветок
Под усталые ноги,
Распускаю венок,
Обивая пороги…

В искрах камни горят,
Снова заперта дверь.
В небо просится взгляд…
Разум - загнанный зверь…

Водопады волос
С каждым шагом бледней.
Неоткрытый вопрос
Жалит ядом, как змей…




Пахнет пылью дорог
Платья цвет на ветру.
Новой жизни порог
Расцветет поутру.

Бледных губ полоса,
Синь надежды в глазах…
Бережет чудеса
Шепот слез в небесах.

С каждым вдохом больней…
Но за мною – цветы,
Чтобы сделать сильней
Тех, кто верит в мечты.

С каждым взглядом слабей…
Пустошь вся в лепестках…
Вскрик. Взлетел соловей,
Точкой став в облаках…

© Катрин Оглар
Читать дальше...

Я не верю...

Я не верю в долговечные встречи -
Я таких на пути не встречала.
Все горят – как зажженные свечи,
Догорают... и жаждут начала.

Догорают…Меня не спросивши
Исчезают – за злым горизонтом.
Их увозят небесные рикши,
Выбирая дороги экспромтом.




Я не верю. Я просто вздыхаю.
Я боюсь стать такой же тенью…
Словно бабочка в клетке порхаю,
Улыбаясь в пути везенью.

© Катрин Оглар
Читать дальше...

Песенка феи

Я становлюсь его тенью,
Маленькой доброй феей
С крыльями за спиною,
С тонкой, как нить, судьбою.

Ночью держу фонарик,
В слезы пускаю кораблик.
Мне поручили сердце –
Я стала частью скерцо*.




Трудно играть “фестозо” **,
Если в душе “долорозо” ***.
C неба указ – продолжай!
Это не ад, не рай,

Это сердечка гамма,
Любящей феи драма…

© Катрин Оглар

-------------------------------------------------------------------------
* - Скерцо (scherzo) - пьеса игривого, шутливого, а иногда причудливого характера, в скором темпе; пишется в форме песни с трио. Еще одно значение - шутка
** - Festoso, festive (фестозо, фестиво) – празднично
*** - Doloroso, dolente (долорозо, доленте) - печально, скорбно

Читать дальше...

Любовь – источник вдохновений...

Как глупо было верить счастью!
Ведь боль – итог любых надежд.
Ты наделен высокой властью
Лишать печалей… и одежд.

Наивна мысль о крыльях в небе -
Твой дух в плену у простыней.
Весь в думах о насущном хлебе,
Не слышишь музыки полей.





Глаза еще сверкают верой,
их блеск опаснее, чем сеть.
Свою голубку видишь серой,
И просишь на ладони петь.

Живешь ты в домике из молний.
Скажи, а я могу там жить?
Могу без шуток и ироний,
Без всяких “но”, тебя любить?

Вопросы – смена настроений,
Ответы – это лишь слова.
Любовь – источник вдохновений,
Но не завышена ль цена?

© Катрин Оглар

Читать дальше...

Птица Счастья

В глазах твоих рассветные лучи,
Прошедших дней надежды и печали.
Ноктюрном чувств молчание звучит,
И греет ночь зажжёнными свечами.

Дыханья след туманит цвет картины -
Замерзла осень за твоим окном.
А на мольберте гроздьями рябины
Смеётся птица счастья в золотом.

© Катрин Оглар
Читать дальше...

Другу

Переплетая нити мирозданья,
Вдыхая дым непрОжитых миров,
Я устаю от тягостей изгнанья,
Я устаю от тяжести оков.

Случайно встретила тебя во мраке -
В моих глазах теперь не жить слезам.
Мой друг в старинном кобальтовом фраке,
Твой взгляд остался верен небесам...

Обернут в шарф из тонкорунных слов,
Рисуешь пылью на банальных лицах.
Под тенью облаков нашедший кров,
Пришел сегодня ты ко мне проститься...




Случайна встреча. Но продуман вечер.
Твоих побед бокал прольем дождем.
Мой крест развеет пеплом свежий ветер.
В живые воды вместе мы войдем.

© Катрин Оглар
Читать дальше...

Голубое сердце

Голубое сверкает сердце…
Что скрывает его сиянье?
Может робкое девичье тельце,
И неровное в страсти дыханье?

Голубое…Как цвет у розы,
Что растет в недоступном мире,
Где утихли неверия грозы,
Где лишь искренность вторит лире.

Сердце-сердце… Бирюлька? Символ?
Или просто нелепый случай?..
(бог с ним, милый, меня не мучай!)
Посмотри, как над нами красиво
Накололась на радугу туча!

© Катрин Оглар

Читать дальше...

Я жизни невеста...

~Мелодия звуков рисует на странице яркий цветок...
Мир Вашим сердцам~

Искрами в небо взлетаю
Долог мой Путь...
Нити любви собираю
Мне не уснуть...

Гладью судьбу вышиваю -
Сложный узор
Ветру косу заплетаю...
Взгляд мой - фарфор

Солнце в улыбках встречаю
В песнях - ручьи
В них колокольчик бросаю -
К небу ключи...

Я жизни невеста...

© Катрин Оглар
Читать дальше...

Любить больно... (Ошо)

Любить больно, потому что любовь прокладывает дорогу для блаженства. Любить больно, потому что любовь трансформирует; любовь - это мутация. Любая трансформация болезненна, потому что старое нужно оставить ради нового. Старое знакомо, безопасно, надежно, новое абсолютно неизвестно. Ты движешься в необозначенные на картах океаны.



Ты не можешь применять ум в новом; в новом ум совершенно бесполезен.
Поэтому возникает страх, и в расставании со старым, удобным, надежным миром, миром удобства, возникает боль. Это та же самая боль, которую чувствует ребенок, когда появляется на свет из утробы матери. Это та же самая боль, которую чувствует птица, вылупляясь из яйца. Темнота неизвестного, и ненадежность неизвестного, и непредсказуемость неизвестного очень пугают человека.
И поскольку трансформация движется от "я" к состоянию "не-я", агония очень глубока. Но ты не можешь достичь экстаза, не пережив агонии. Если золото хочет быть очищенным, оно должно пройти через огонь.

Любовь - это огонь.

Именно из-за боли миллионы людей живут жизнью, лишенной любви. Они тоже страдают, и их страдание напрасно. Страдать в любви, значит страдать не напрасно. Страдание в любви творческое; оно приводит тебя на высшие уровни сознания. Страдание отсутствия любви - это совершенно пустая растрата; оно никуда тебя не ведет, оно заставляет тебя продолжать двигаться в порочном круге.

(с) ОШО


Читать дальше...

Я - пёрышко белое...

Я – пёрышко белое
Из крыльев небесных
В полёте несмелое,
Дум неравновесных…

На теплой ладошке
Мне б ветром дышать,
Пить сумерки с ложки
И Солнце глотать.



Стать птицей. Без крыльев.
Но всё же летать.
Сквозь небо из кольев
Свободу искать…

Я – пёрышко белое,
В быту неуместное.
В мечтах неумелое,
Но с верой в чудесное…

В чудесный конец…
В возрожденье Всего…

© Катрин Оглар

Читать дальше...

Приветствую ВАС, парящие в небесах!

Вот и настал тот день, когда маленький лучезарный птенец превратился в Огненную птицу... Что в переводе на общечеловеческий язык означает: решилась я наконец-то обзавестись собственным блогом.

Почему я назвала его "Для тех, кто зажигает звёзды"? Потому что я жду здесь тех, кому интересны занятия такого рода, тех, для кого не существуют жесткие рамки восприятия. Я жду вас, мои крылатые собратья!

Мы отправляемся в яркое и свободное путешествие по бескрайним просторам Вселенных, создавая новые узоры мироздания, смакуя каждую деталь, переливаясь радужными искрами...

Читать дальше...